О ЦЕРКОВНО-СЛАВЯНСКОМ ЧТЕНИИ

И НЕЧТО О ПРАВОСЛАВНОМ ЦЕРКОВНОМ ПЕНИИ.

Настоятель наблюдает за порядком и благочинием при богослужении, посему чтение должно происходить и громко, и внятно, и раздельно. При богослужении нужно избегать речитативнаго разговорнаго или светскаго чтения; церковно-богослужебное чтение должно быть распевное, псалмодическое, главная особенность котораго состоит в том, что чтец обязан тонировать в пределах господствующих или конечных аккордов исполняемых песнопений. Вместе с этим нельзя произносить славянския слова русским наречием или соответственно местному выговору. Для этого необходимо произносить звуки твердо, выговаривать слоги верно и непременно с соблюдением указанных в книге ударений. Необходимо также делать правильныя остановки на знаках препинания, следить соответственно содержанию читаемаго, соблюдать естественныя повышения и понижения голоса, и стремиться не упускать логических ударений в предложениях. Только при этом условии и при отсутствии торопливости читаемое легко слышится, всеми осмысленно и без пропусков воспринимается. Но для того, чтобы чтение было разумно осмысленным, чтецу надлежит постигнуть и осмыслить в самом себе читаемое, уяснив себе значение и зависимость отдельных слов и речений и общия мысли читаемаго. Отсутствие предварительнаго знакомства с читаемым порождает нередко вялость и однообразие в чтении, не говоря уже о неправильности в разстановке логических ударений.

Вместе с этим церковное чтение должно быть умилительным и задушевным, что зависит от способности чтеца искренно проникнуться соответствующими содержанию читаемаго чувствами и проявить личную молитвенную настроенность, могущую затронуть сердце и заставить умилиться и предстоящих. Читая протяжно и соответственно распевному способу служения священника, чтец должен сохранять средину между чтением и пением. При этом характер чтения должен значительно меняться в зависимости от характера читаемаго. Молитвословия и псалмопения на часах, вечерне и утрене читаются более скорым темпом, равно приближающимися к обычному чтению, ровным и более тихим голосом и только в конце молитв и псалмов допускается некоторая протяженность и повышение голоса. Псалмы на кафизмах читаются более громким и певучим голосом, почему и самый образ чтения называется стихословием. Здесь уже более должна быть заметна разница переходов повышений и понижений, при чем особенно необходимо наблюдать, чтобы самое чтение было в тон, а не врознь ранее оконченному певцами. Псалмы покаянные, где описывается духовное сокрушение о грехах, должно читать более тихим и ровным голосом, а где славословится милость Божия, торжествует правда, там чтец должен велегласно с дерзновением и смелостью хвалит Создателя на распев. Стихиры (где они не поются) читаются несколько скорее кафизм, но все же высоким голосом и с более частыми остановками над звездочками (удареньях книжных), сделанных собственно для канонаршенья. Кроме того, стихиры, так-же и каноны, по самому уже характеру своих построений, передающие то радостные, то скорбные вопли грешнаго человечества, должны читаться с особенною выразительностью и прочувствованностью.

Чтение шестопсалмия должно составлять по своему характеру средину между более певучим стихословием кафизм и скорым чтением неизменяемых частей богослужения. Чтение паремий и апостола, характерное по своей мелодичности, постепенному ровному повышению тона с обычною протяженностью на концах, редко нарушается с формальной стороны, но излишняя громогласность чтения часто отвлекает внимание молящихся от внутренняго содержания Писаний, сосредотачивая его исключительно на внешней стороне.

При выполнении всех вышеуказанных требований относительно церковнаго чтения необходимо соблюдать должную меру, избегая всякой вычурности, ложной сантиментальности в голосе, драматизма, медлительности и излишней растянутости, а также торопливости и чрезмерной быстроты произношения. Отнюдь нельзя также позволять певчим или диакону перебивать чтеца и останавливать его на полу-молитвословии или даже на полуслове. Не следует, наконец, чтецу укрываться в глубине клироса, а он должен, чтобы читаемое им было слышно всем присутствующим в храме, становиться ближе к солее и обязательно сходить с клироса, если чтение положено на средине храма.

Особенно часто раздаются голоса против торопливости клироснаго чтения. Действительно, следует признать совершенно не допустимым такое чтение, когда из уст чтеца только вырываются отдельные слоги, слышатся и слова, но большею частию лишь в том случае, если за ними следует передышка голоса, так что и человеку, знакомому с тем, что читается в церкви, трудно бывает уловить смысл читаемаго; когда же все чтение обращается в один сплошной гул, то и знающий наизусть читаемое, положительно, не в состоянии следовать мыслию и сердцем за чтецом. Пастырям Церкви следует обратить на это свое особенное внимание и вообще иметь неослабное попечение о том, чтобы чтец, соответственно святительскому молению о нем при его постановлении, творил “со всякою мудростию и разумом Божественных словес прочитание”.

**************************

****************

Касательно церковнаго пения в Типиконе сiесть Устав, в главе 28-ой сказанно весьма мало, за то очень строго, следующее: “Безчинный вопль поющих в церкви, не прияти того к церковному пению. Такожде и прилагаяй к церковному пению, не приятен есть: да извергутся сана своего, и паки в церкви да не поют. Подобает бо пети благочинно, и согласно возсылати Владыце всех и Господу славу, яко едиными усты от сердец своих: преслушающии же сия вечней муце повинни суть, яко не повинуются святых отец преданию и правилом”.

Церковное пение постоянно составляло и составляет предмет живейшей заботливости наших пастырей и деятельных с их стороны мероприятий, направленных к его развитию и улучшению на приходах.

Вот краткая история Православного Русскаго церковнаго пения. Первоначальный вид русскаго церковнаго пения был одноголосный. Об этом свидетельствуют не только историческия сведения, но и все сохранившияся древния рукописныя церковныя ноты, которыя содержат изложения только на один голос. Хоровое многоголосное пение, которое называют еще “партесным”, введено в клиросную практику Русской Церкви только в XVII веке, когда русская церковная власть, основываясь на том, что церковный устав не дает никаких указаний относительно видового свойства богослужебнаго пения, требуя только того, чтобы оно было “благочинно и согласно”.

В настоящее время для исполнения во время богослужения в Русской Православной Церкви допускаются не только многоголосныя переложения древних роспевов, но и свободныя духовно-музыкальныя сочинения русских композиторов с непременным, однако, условием, чтобы сочинения их не уклонялись от созданнаго Православною Церковью особаго типа богослужебнаго пения, признаками котораго должны быть: серьезность, искренность, сдержанность, скромность, внутренняя теплота и задушевность.

Основным церковным пением Православной Русской Церкви попрежнему остается обладающее упомянутыми признаками древнее осмогласное пение, сохранившееся в роспевах: знаменном, киевском, греческом и болгарском.

Увлечение хоровым пением, получившим со времени наплыва в Россию итальянских композиторов (Арайя, Цоппис, Галуппи, Сарти и др.) особое развитие и блеск, повело к тому, что основное русское церковное пение было отодвинуто на второй план и стало постепенно забываться, первое же место было отдано итальянским композициям, часто не только не имевшим ничего общаго с установившемся типом богослужебнаго пения, но терявшим даже чисто внешнее соответствие с текстом песнопений, который подгонялся под музыку совершенно механически, с ненужным повторением отдельных слов. Такими особенностями отличались не только композиции итальянских маэстро, ничего не понимавших или не желавших понять в славянских священных текстах, но и композиции их русских учеников, во всем подражавших своим учителям и создавших своею деятельностью так называемую “Концертную эпоху” (1736-1825гг.) Представители концертной эпохи совершенно игнорировали русское основное церковное пение, а занимались исключительно только сочинением и исполнением во время богослужений своих собственных свободных композиций. Ненормальность создавшагося направления в церковном пении была хорошо понята русским композитором Д.С. Бортнянским (1725-1828 г.), который, вопреки модному итальянскому течению, снова обратился к забытым древним роспевам и занялся их переложением для хора. Но и Бортнянский в своих композициях не отрешился вполне от твердо вкоренившейся “итальянщины”. За Бортнянским история дала нам целый ряд славных русских композиторов, с успехом потрудившихся над приспособлением основного русскаго церковнаго пения к хоровому исполнению. Русские композиторы, как например: Турчанинов, Львов, Глинка, Потулов, Львовский, Смоленский и др. своими трудами постепенно очищали хоровое богослужебное пение от наноснаго “итальянскаго партеса” концертной эпохи.

Полное очищение церковнаго пения от наноснаго партеса не достигнуто, однако, до настоящаго времени, так как вкус к псевдо-церковной музыке, искусственно насажденной в России итальянцами, пустил более глубокие корни, чем можно было предполагать.

Несмотря на быстрый рост церковных хоров, совершенствование церковнаго пения заметно только в развитии общевокальной техники, стремление же специализироваться в области церковнаго искусства совершенно отсутствует даже у тех, кто руководит клиросом. Теперь не редкость встретить таких регентов и псаломщиков, которые не держаться никакого курса в пении потому, что имеют весьма смутное понятие осмогласника, не говоря уже, о древних церковных роспевах подобнов, которые они совершенно не знают.

Церковное пение в настоящее время в большинстве случаев представляется псаломщиками, получившими самое незавидное образование. Обычный контигент кандидатов в псаломщики это-- субъекты, покинувшие семинарию или уволенные, как выразился один епископ: “за тихие успехи, громкое поведение или великовозрастие”. Церковное пение они -- “ни в зуб ногой” и смотрят на свое “ремесло”, как на кусок хлеба покаместь их терпят. И за неимением подходящих кандидатов на псаломщическия места, последния предоставляются часто этим недостойным людям. Повторяю, певческое дело в лице псаломщиков, в зарубежных храмах, представляется, вообще говоря, неподготовленными лицами.

Затем, псаломщика по местам в церковном пении заменяют любители. Я должен сказать, что ими чаще всего руководит любовь к своему делу. Они желают всеми средствами удовлетворить приходской люд, который жаждет слышать в своих храмах хоровое пение и вот они “собирают свой хор” и являются хозяевами клироса. Они преувеличеннаго мнения о себе и иногда совсем не хотят считаться с совершенно законными желаниями священника относительно пения. Они не довольствуются простыми мелодиями или гласового пения (которое они не знают), а стараются угнаться за большими хорами, разделывающими “партесы”. Их идеал исполнить в храме вещи “позабористее”. Что они делают из песнопений церковных, быть может, хорошо гармонизованных, как портят вкус народа, -- говорить об этом и больно, и грустно, и стыдно!

Что же является результатом того, что церковное пение представляется такими неподготовленными псаломщиками и такими регентами любителями?

То, что церковное пение со стороны музыкальной и, что важнее, со стороны богослужебной не удовлетворяет самым невысоким требованиям. Эти губители церковнаго пения не понимают, что церковное пение -- составная часть богослужения, что в нем выливается душа, просящая Бога, славословящая, благодарящая.

Они думают об одном --как бы произвести эффект. Они являются в храм с целью поразить своим художественным, а на самом деле безграмотным, пением. Им обязательно нужно исполнить мудреную вещь. “Простого” они не поют, а все “партесы”. “Простое” они предоставляют петь левому клиросу, как не имеющее, по их невежественному мнению, никакого значения.

Забывается при этом цель богослужения, состоящая в вероучении и утверждении веры. А достигается она исполенением стихир и других церковных песнопений, составляющих драгоценную принадлежность нашего богослужения и духовную красоту его. Пройдите по Октоиху и по Триодям весь ряд стихир, преуроченных к праздничным дням и к дням воспоминания священных событий всей истории христианства, и вы увидите, что это за богатое сокровище! завещанное нам от Греческой Церкви великими ея первосвятителями, хранителями ея догматов и преданий, художественными творцами ея богослужебнаго чина.

В первые века христианства песнопение стихир служили главным орудием борьбы с еретическими учениями сектантов, которые тоже пользовались этим способом для распространения в народе своих идей, посредством гимнов и песен в своих молитвенных собраниях. Можно ли в наше время пренебрегать этим могучим средством в деле познания веры? А такое пренебрежение мы и видим в лице всяких регентов -- любителей, которые считают себя призванными на разного рода “партесы”, оставляя без внимания то, что действительно назидательно и душеспасительно. С церковным уставом они не считают нужным справляться, а каждый сочиняет устав, какой ему угодно. И, к сожалению, такому невежественному регенту представляется неограниченное право хозяйничать на клиросе.

Нами забыта самая основа церковнаго пения -- осмогласие. Нужно ли говорить, как постепенно вырабативался определенный характер христианскаго церковнаго пения? Когда христианство еще начинало только распространяться, в Церкви господствовала в отношении церковнаго пения свобода. В разных местах слышались, на ряду с самобытными христианскими, напевы, заимствованные от иудеев и язычников. Конец этой разноголосице в церковном пении положили св. Иоанн Дамаскин и св. Анатолий, “Восточный”, Патриарх Цареградский, которые ввели церковное осмогласие. И нам, восприявшим это наследие, нужно дорожить им. А между тем мы забыли переданную нам красоту знаменнаго, болгарского, и греческаго роспевов.

Долголетний Регент Правого Клироса при Свято-Троицком монастыре и знаток церковнаго православнаго пения, блаженно почивший отец Иеромонах Игнатий (Трепачко), который очень дорожил древним церковным пением и со временем был им создан “Троицкий Напев”, состоявшим из гласового пения и Самоподобнов. Почему он так дорожил нашим древним церковным пением? -- потому что Отец Игнатий считал, что оно есть выражение духа нашего народа, воспитавшагося и возросшаго под влиянием Церкви, которая была пестуном его, чадолюбивою матерью. Отец Иеромонах Игнатий считал если Церковь оказывала религиозно-нравственное влияние на народ, то и народ вносил многое от своего природнаго богатства и дарования в недра Православной Церкви, в виде мелодий, в которых отражаются глубина и сила его религознаго чувства и вообще его душевныя качества. Эти мелодии, то возвышенно-простыя, строгия и важныя, то нежныя, трогательныя и умилительныя, народ, как лучшее достояние свое, от чистаго сердца отдает своей матери--Церкви. Вот почему эти родные звуки дороги были ему как передуманные, пережитые, перечувствованные им.

О многом они говорят русскому человеку: и о былом, и о настоящем, и об ожидаемом в будущем; будят в нем лучшие, благороднейшие порывы, святыя чувства любви к вере. Вот, потому отец Иеромонах Игнатий сердечно умолял своих студентов дорожить этими родными мелодиями, как памятниками религиозно-народнаго песненнаго творчества. К сожалению, сетовал отец Игнатий, что мало кто дорожил им. Отсюда истинное церковное пение забывается, измышляется новое, чуждое духу русскаго народа. Забота о сохранении и возстановлении древняго церковнаго пения является одною из главных забот тех, кому дороги интересы Церкви и правосланаго народа. Что больше всего возмущало труженика на ниве Христовой, когда священно-церковно-служитель возглашает: прокимен глас 4, 7..., а клирос тянет прокимен на одной ноте. В храме нельзя говорить одно и делать другое. При выборе песнопений для богослужений отец Игнатий отдавал преимущество мелодическому пению пред гармоническим: последнее услаждает, но не вызывает молитвеннаго настроения. Церковное пение должно быть строго молитвенным. Особенно он подчеркивал, что при мелодическом пении слышна, так сказать, молитвенная тишина в храме. Не то при пении гармоническом, особенно безграмотном. Тут стоящий в храме следит, как будет исполнять свою партию тот или иной голос. Но клирос -- не эстрада для актеров. В церкви должно быть все свято!

Находясь на смертном одре, отцу Игнатию удалось с помощью своего племянника, теперешняго, отца диакона Николая, издать замечательную, уникальную, по своему ботатству, книгу содержащую 65 Самоподобнов под заглавием: “Самоподобны: Затерянная Жемчужина Русской Православной Церкви”.

***************************************

*******************

В заключение скажем, что по самому смыслу православнаго богослужения, славить Бога призваны все присутствующие в храме верующие, которые должны возсылать хвалу и благодарение Создателю всех “едиными усты и единым сердцем”. Вследствие этого хорошо было бы по приходам возстановить в представлениях православнаго народа сознание, что пение всей церкви есть норма, а пение хора есть уже только замена пения всей церкви, так же как и псаломщики своим пением заменяют хор при отсутствии последняго, хотя, впрочем, и при введении общенароднаго пения останется и для хора много таких песнопений, надлежащее исполнение которых не по силам не только общему собранию молящихся, но и рядовым клирикам.

Стройное, выразительное и благоговейное пение в храмах, невольно проникая в души молящихся, отрешает их от земной суеты и житейских попечений, будит в них высокия и святыя чувства, возносит все существо человека к Богу и дает возможность им, подобно послам св. Владимiра в Константинопольском храме св. Софии, чувствовать себя во время богослужения, “как бы на небе среди ангелов”, и вкушением этой “сладости” возгревать и укоренять в себе преданность и любовь к св. Церкви.

Прот. Анатолий Трепачко

февраль, 2008 г.

вернуться